Фотография
Книга
Замечательная книга! Прочла на одном дыхании. Удивительная судьба удивительной женщины. "Я родилась в век Ньютона, а уж давно перешла ввек Эйнштейна. Блестящие паровозы моей юности, которые с такой элегантностью вкатывали на Gare Saint-Lazare или на Victoria Station, столь же роскошный поезд, составленный из спальных вагонов, стоят давно в музеях Министерств Путей Сообщения. Самый красивый лайнер, перевозивший избранную публику из Гавра в Нью-Йорк -- "France" -- на днях продан керосиновому магнату из аравийских песков. . . за ненадобностью -- никто больше так в Америку не ездит, и дорого и долго, а бесконечность атлантических волн можно без всяких затрат увидеть на экране цветного телевизора. Зажиться? Пережить свой век. . . ? Да и сколько, собственно, следует или прилично человеку жить ? По Библии -- семьдесят лет, а восемьдесят уже много. Однако всякий живет "сколько ему положено" - удобное, обтекаемое выражение, которое и не претендует дать более точный ответ на вечный вопрос каждого: зачем умирать, зачем смерть? Из ряда таких же вопросов ставится мне и иной : зачем писать воспоминания, или "мемуары" -- дневник жизни? В общем -- незачем. В каком-то возрасте люди нормально вспоминают : как было! в детстве ? Каково было учиться, читать первые книги ? Неужели же я могла еще лет тридцать назад с наслаждением совершать прогулки по 20-25 километров и на следующее утро ощущать лишь легкую усталость ? Ну, и так далее. . . Выходит, в общем, что писать про свою жизнь -- просто нормальная потребность для пожилого человека; Voyage autour de ma chambre, а тут -- voyage autour de ma vie. Есть ли при этом тайная надежда, что когда-то кто-то да и прочтет и. . . "весь ты не умрешь", и этот не родившийся еще кто-то на минуты чтения вдруг воскресит твою жизнь! Меня много, много раз просили друзья в Москве, когда я им рассказывала некоторые события из моей жизни -- обязательно их запечатлеть и, если не письменно (что в Москве в сталинские, хрущевские и брежневские годы весьма мало рекомендовалось), то хотя бы наговорить на пленку. Тогда я от этого только отбрыкивалась - наверно потому, что продолжала еще очень интенсивно жить; что же касается до того, чтобы рассказывать -- я это любила, да и сейчас еще иногда схватывает такой приступ "рассказывания", но много реже. . . Одним из самых пристальных слушателей моих был в моих бедованиях в Ульяновске (я от злобы и ненависти этот город всегда звала только Oulianovsk-sur-mer) в 1950-1954 гг. - милейший, добрейший, прелестный человек, умница, ученый "естественник" типа жюль-вернского Паганеля - Александр Александрович Любищев. Ему же и вечная память, так как без него я бы, конечно, не осталась жива, и он, именно он, и вместе с ним и его жена Ольга Петровна -- спасли меня от голодной или холодной смерти, от морального одиночества, граничившего с самой смертью, -- открывши мне широко двери своего дома, тогда, когда я была ничем не лучше и не хуже библейского "прокаженного", и люди, встречаясь со мной, перебегали на другую сторону улицы. "
