Фотография
Про два невраждебных лагеря
Когда мы с Чарли переодевались в гостиничном номере перед выходом в открытый Выборг, невольное сравнение, так сказать, концепций друг друга навело нас на мысль. Мысль я тогда очень хотела запомнить, но потом, конечно, забыла, а теперь вот вспомнила и попытаюсь записать. В общем, мысль заключается в том, что существуют две достаточно обособленные породы людей. Первые, как, например, моя мама, в известной мере та же Чарли, и еще с десяток знакомых разнообразного пола и возраста - это те, кому идёт "вылизанность". Даже, я бы сказала, безупречность. Укладка - чтоб волосок к волоску. Хрусткие выглаженные рубашки. Изящная обувь. Если речь о мужчине, то такой будет выбрит до нестерпимой гладкости, если о женщине, то там будут ухоженные руки с идеальным маникюром. Само собой, одежда непременно должна если не быть, то выглядеть неотрицаемо дорогой и новой. Это именно те люди, которым можно не просто украшения, а и драгоценности. Но чуть-чуть. Крохотная жемчужная сережка - и ухо само смотрится чудесной раковиной розового перламутра. Но никакого варварского великолепия, многотонных бус и амулетов. А ещё это зачастую те, кому, на самом деле, следовало бы застыть на пике своих вечнозеленых, скажем, 25 лет, но, раз уж это невозможно, то хотя бы приложить усилия, чтобы не сильно от них отдаляться. И, на самом деле, многим из них это удается вполне естественным образом. Та же мама моя как выглядела, так и выглядит на 10-15 лет моложе себя самой, ровесники её за свою не признают. И есть другие. Кому идет некоторая неприбранность, потертость и помятость. Кому лучше быть слегка лохматым, а кому-то и небритым. Чьи лучшие вещи - те, в которые успелось врасти - или, по крайней мере, они выглядят именно так. На ком даже откровенное тряпье смотрится так, будто бы так и надо. И ботинки с потертыми носами. И незакрашення седина. И обветренные руки. Зато именно им-то можно увешивать себя грудами разных побрякушек, обматываться километрами шарфов и шалей, носить глупые шляпы и очки противоестественных конструкций. И я, и Линдал - типичные представители. Да, вся эта рванина, будто пережившая апокалипсис. Да, все эти расцветки, которые моя мама нежно сравнила с половой тряпкой. Да, заплаты и рвань джинсы. И мне, например, гораздо более к лицу быть за тридцать, чем двадцати лет. Не потому, что я сейчас красивее, чем тогда - это не так, просто налицо все та же проблема слишком новой вещи. Ровно так же, как в слишком новом, слишком строгом, слишком элегантном я выгляжу скорее нелепо, неуместно, почти ряженой. Как большая косматая собака с бантиком на шее. Зато если кого из тех, первых, переодеть в моё, то будет не просто нелепо - либо уныло, либо вовсе бомжевато. Кстати, вот, пожалуй, самый известный представитель нашего племени, особо рекомендую его полуистлевшую заживо шляпу: Под этот разговор я оделась - грубой вязки свитер чуть ниже колен и с широченным, едва цепляющимся за плечи воротом, на шее большой железный ключ на толстом шнурке, лопоухая юбка по щиколотку, кожаный пояс шириной в полторы ладони, камелоты. . . намотала на шею шарф, похожий на кусок рыболовной сети. Чарли стояла напротив вся с ног до головы в беспримесно-красном, сетуя, что перчатки оказались чуть другого оттенка. И было ясно, что если нас переодеть, сняв с одной и натянув на другую, будет катастрофа. А так оно, в общем, даже особо вызывающе не смотрелось. Даже когда обе две рядом. Чарли предположила, что эта разница как-то связана с цветотипом, но мне кажется, что дело в чем-то куда менее уловимом. В конце концов, Линдал и моя мама явно в одну масть - темноволосые, кареглазые. Это и не манера держаться - потому что даже по фото бывает ясно, кто есть кто. Я помню, всякий раз, когда по зову дресс-кода я одевалась в духе противоположного лагеря, я чувствовала себя не то перебежчиком, не то трансвеститом. К счастью, хоть им, тем, кто на той стороне, почти никогда не бывает нужно притворяться нами. UPDATE: в комменты пришла великолепная Чарли и дала имена: "шёлковый вылизень" и "дерюжный взъерошец" - по-моему, это предельно ёмко и по сути.
спросил андрей и сразу умер за чашкой кофе