Фотография
Золотой жук Юнга, абсолютное оружие от Шекли, и новый Пелевин с лесбиянками, масонами и чекистами
Все попытки дать оценку творчеству Пелевина в критических опусах разных мастей убоги и примитивны. Это оттого, что рассматривать творчество Виктора Олеговича как литературу, означает вместо того, чтобы вкусить блюдо, ограничиться запахом. Следуя известной притче про Ходжу Насреддина, читать такие отзывы от критиков типа быкососова - это все равно, что слушать звон монет в кошельке. Автору сих строк неизвестно, как изучают тексты такие смельчаки, но ему приходится проделывать по десять, двадцать, и порой и сотню раз проходов, пока открываются настоящие бездны. В перерывах нередко приходится изучать те произведения, которые цитируются Пелевиным, причем делать это также тщательно. Прежде всего стоит заметить, что Пелевин это не литература. Это приглашение к путешествию, как это делал Шарл Бодлер. ПВО отчечает: «Москва хороша не своими домами и улицами, а намеком на те таинственные невозможные места, куда из нее можно уехать» - Ампир «В» - также и тексты Пелевина хороши не сами по себе, а теми направлениями, по которым можно «отъехать». И тут есть просто небольшая разница между ранним Пелевиным и Пелевиным поздним. Так, ранний Пелевин словно вводит читателя в юнговскую библиотеку, где стоят общекультурные тома с сюжетами, которые использовал автор. Тексты Пелевина нечто вроде библиотечного каталога для тех, кто умеет им пользоваться. Проглядев каталог, эти книги можно брать в руки, и читать их дальше, узнавать там то, что не написано у Пелевина… А поздний Пелевин это уже не стеллажи с книгами. В произведении Бэтман Аполло есть замечательная метафора по этой теме. Там учитель вносит в класс для учеников специальный камертон. Как там заметил учитель - достаточно услышать специальный резонатор, настроенный на нужное переживание. И все, кто в теме, уносятся в интерактивный мир, где хранятся в голографическом виде все информационные источники всего, что могло быть, есть и может случиться в этом мире. Так вот каждая книга позднего Пелевина - это именно такой камертон. И тот, кто отрицательно отзывается об этом, просто не слышит этого камертона. А тот, кто слышит, уже не задумывается - читать или не читать, он задумывается о том, сколько раз можно прочитать, чтобы каждый раз унестись в тот волшебный мир. Теперь о параллелях. Есть такое явление в литературе: заимствование. Иногда это типичный плагиат, как это делал михаил булгаков, про которого критик Шкловский метко сказал, что он похищает пищу богов для своих мелких делишек. А бывают цитирования, которые делают честь первоисточнику. Именно это можно сказать про то, как Пелевин подал некоторые термины и ходы, которые вдумчивый читатель уже знал от Роберта, нашего любимого, Шекли! Термин «Абсолютное Оружие» не просто так появился, да и чтение мыслей взято оттуда же! Похмелье, которое охватывает Маркиана Степановича Можайского - тоже Шекли: «Я почувствовал отвратительное похмелье - какого никогда не бывает от простой водки. И в этом мрачном свете (вряд ли вы знаете, Елизавета Петровна, что похмелье способно осветить запутаннейшие перипетии нашей жизни с невозможной отчетливостью) стало ясно, что никакого рая, куда на несколько сладких мгновений взял нас маршал А, нет - а есть временный обман чувств, за которым последует жесточайшая расплата. » Сцена с золотом и в подвале - это «Демоны» от Шекли. Но, пожалуй, самая мощная аллюзия это «Божий дом» Шекли с тщательно проработанным концом света, который, по сути сильно разработан и дополнен Пелевиным после применения абсолютного оружия под названием «последний звонок». Здесь, даже Шекли, если бы был жив, отдал дань уважения тому, как Виктор Олегович реализовал задумку. Что еще интересного есть - так это употребление одном тексте царь-бомба и статус ( проект тайфун ) - это очень неспроста. Очень интересен уход от буддизма к индуизму, это когда против клонированных лесбиянок со страпонами, которые решили уничтожить русский мир восстаёт космический лингам Шивы: «стало казаться, будто в бескрайней межпланетной бездне висит, простите за непристойность, огромный мужской орган, восставший из небытия, чтобы покарать расу своих гонительниц». Есть и несколько намёков на комплимент себе, любимому, как заметил ПВО ранее, страницами не проговариваются, проговариваются строчками: «Еще меня очень интересовало, появятся ли в русском обществе яркие и несомненные моральные светочи вроде графа Толстого… Но Капустин всякий раз или начинал что-то мямлить, или менял тему». И последнее - раскрыть тему девиантов, как это сделал Пелевин в последнем своём произведении, это, в общем то уметь надо. Или, как там точно сказано: «гей-литература дело серьёзное, и нельзя доверять эту тему всяким 3. 14дарасам».
